Голос в вашей голове.
Выявила сегодня один механизм. Почему я овер дохуя могу вспылить из-за, казалось бы, мелочи сущей. А дело все обстоит так.
При знакомстве с человеком, если он не совершенный еблан и не слизняк, каких сразу видно, я этому человеку сразу верю. Вот такой я доверчивый человек. Моя паранойя, как и врожденная подозрительность, отваливают в сторонку, уступая место водолейской добродетели и доверчивости. Итак, она звалась Татьяной… В моем случае – она звалась доверчивостью. Людям я верю на слово, что бы они не говорили, чего бы в массы не несли, каких бы лапшей быстро растворимых мне на уши не лепили.
А вот после начинается запуск механизма разрушения. Стоит человеку набрать критическую массу косяков, полуправд, откровенного обмана или иных подстав в мой адрес, градус доверия снижается до абсолютного нуля по Кельвину. То есть, резко и сразу. Ибо мне настолько невыносимо больно, когда предают мое доверие, что переварить это я просто не в состоянии. Ощущение походит на то, когда все вокруг резко начали ржать, тыкать пальцем и кидаться обидными репликами просто за то, что ты хромой, косой или еще какой. То есть, незаслуженно. И вот эта несправедливость, когда я-то со всей душой и открытым сердцем, а мне – полуправду в полуслове, вот это обижает и ранит очень, очень глубоко. Причем, рана эта затягивается долго, постоянно гноится и старается обрасти некрозом по краям.
Посему, каждая мелочь, каждый очередной, пусть и неумышленный, поступок ввергают меня в адову пучину ереси, сквернословия и слюнотечения. И слова, вроде «чмо, урод, соплежуй, тварь и гнида» будут в моем словарном запасе для общения с этим человеком самыми ласковыми. Методами я не гнушаюсь никакими, скажу честно. Бью сильно, точно и расчетливо, в самую болезненную точку души.
Эти качества меня отнюдь не красят, в чем, собственно, и проблема. Верить снова человеку я просто не в состоянии, обида на него внутри меня ширится пустыней Гоби, иссушая все на своем пути. Простить человека я бы и рада, но внутри звенит «а если опять так же?»
Что, согласитесь, не прибавляет сил для прощения. О, этап между недоверием и доверчивостью тоже есть. Просто он настолько короткий и болезненный, что я про него забыла.
Действительно, существует время, когда я уже насторожено отношусь ко всем словам и обещаниям, подготавливая запасной план действий самостоятельно, на случай очередного невыполнения слова, но еще внутри себя надеюсь, что в этот раз пронесет. Проносит, факт. Да так проносит, что любая фанерка над Парижем покажется сущим пустяком.
В общем, градус недоверия быстро падает к красной зоне, кипение начинается от любого пустяка и по любой мелочи.
А все от того, что страшно. Очень хочется верить в то, что люди меняются. Очень хочется верить. Но страшно. А когда мне страшно, я срываюсь на остальных. И, да, это тоже меня не красит. Зато старые друзья, достаточно меня изучившие, не стараются меня переубеждать в моей паранойидальной логике по поводу картин тлена и безысходности. Они просто делают так, чтобы мне не было страшно. Как в детстве. Типа, все будет хорошо, все дела, молоко тебе с огурчиком уже принесли – поздно боятья…
В результате я срываюсь на каждую мелочь. Ноги растут из страха снова разочароваться в человеке, как в прошлые разы, когда он обещал и подставил. А итогом всему становится ненормативная лексика в попытке задеть сильнее того, кто очень, очень сильно задел своим недоверием или увиливанием меня. Ложь, недомолвки, неотвечание на вопросы прямо и по делу, попытки увильнуть – все это меня очень глубоко задевает. Особенно, если это все – не антураж ролевой игры в шпионов или супер-агентов, а происходит на фоне постоянных «честных» заверений в любви до гроба, дружбе до алтаря и прочих вещах. В общем, когда человек мелет то, что хочет его подсознание, а не говорит обдуманную правду о том, что действительно думает на тот или иной счет.
При знакомстве с человеком, если он не совершенный еблан и не слизняк, каких сразу видно, я этому человеку сразу верю. Вот такой я доверчивый человек. Моя паранойя, как и врожденная подозрительность, отваливают в сторонку, уступая место водолейской добродетели и доверчивости. Итак, она звалась Татьяной… В моем случае – она звалась доверчивостью. Людям я верю на слово, что бы они не говорили, чего бы в массы не несли, каких бы лапшей быстро растворимых мне на уши не лепили.
А вот после начинается запуск механизма разрушения. Стоит человеку набрать критическую массу косяков, полуправд, откровенного обмана или иных подстав в мой адрес, градус доверия снижается до абсолютного нуля по Кельвину. То есть, резко и сразу. Ибо мне настолько невыносимо больно, когда предают мое доверие, что переварить это я просто не в состоянии. Ощущение походит на то, когда все вокруг резко начали ржать, тыкать пальцем и кидаться обидными репликами просто за то, что ты хромой, косой или еще какой. То есть, незаслуженно. И вот эта несправедливость, когда я-то со всей душой и открытым сердцем, а мне – полуправду в полуслове, вот это обижает и ранит очень, очень глубоко. Причем, рана эта затягивается долго, постоянно гноится и старается обрасти некрозом по краям.
Посему, каждая мелочь, каждый очередной, пусть и неумышленный, поступок ввергают меня в адову пучину ереси, сквернословия и слюнотечения. И слова, вроде «чмо, урод, соплежуй, тварь и гнида» будут в моем словарном запасе для общения с этим человеком самыми ласковыми. Методами я не гнушаюсь никакими, скажу честно. Бью сильно, точно и расчетливо, в самую болезненную точку души.
Эти качества меня отнюдь не красят, в чем, собственно, и проблема. Верить снова человеку я просто не в состоянии, обида на него внутри меня ширится пустыней Гоби, иссушая все на своем пути. Простить человека я бы и рада, но внутри звенит «а если опять так же?»
Что, согласитесь, не прибавляет сил для прощения. О, этап между недоверием и доверчивостью тоже есть. Просто он настолько короткий и болезненный, что я про него забыла.
Действительно, существует время, когда я уже насторожено отношусь ко всем словам и обещаниям, подготавливая запасной план действий самостоятельно, на случай очередного невыполнения слова, но еще внутри себя надеюсь, что в этот раз пронесет. Проносит, факт. Да так проносит, что любая фанерка над Парижем покажется сущим пустяком.
В общем, градус недоверия быстро падает к красной зоне, кипение начинается от любого пустяка и по любой мелочи.
А все от того, что страшно. Очень хочется верить в то, что люди меняются. Очень хочется верить. Но страшно. А когда мне страшно, я срываюсь на остальных. И, да, это тоже меня не красит. Зато старые друзья, достаточно меня изучившие, не стараются меня переубеждать в моей паранойидальной логике по поводу картин тлена и безысходности. Они просто делают так, чтобы мне не было страшно. Как в детстве. Типа, все будет хорошо, все дела, молоко тебе с огурчиком уже принесли – поздно боятья…
В результате я срываюсь на каждую мелочь. Ноги растут из страха снова разочароваться в человеке, как в прошлые разы, когда он обещал и подставил. А итогом всему становится ненормативная лексика в попытке задеть сильнее того, кто очень, очень сильно задел своим недоверием или увиливанием меня. Ложь, недомолвки, неотвечание на вопросы прямо и по делу, попытки увильнуть – все это меня очень глубоко задевает. Особенно, если это все – не антураж ролевой игры в шпионов или супер-агентов, а происходит на фоне постоянных «честных» заверений в любви до гроба, дружбе до алтаря и прочих вещах. В общем, когда человек мелет то, что хочет его подсознание, а не говорит обдуманную правду о том, что действительно думает на тот или иной счет.