Вот, вот оно - шедевр в обстрактной форме! Судя по дате, я через пару месяцев научилась писать не так уж и плохо. Другие рассказы датированы тем же голом, но выгледят не так, как стиль "шел дождь и два студента", который я теперь переименовала в собственный, под названием "new Мню". Типа, потому что мню себя писателем и новатором в стиле рассказов, в которых происходит какая-то аномальщина.

А история, между прочим, невыдуманая, кроме одного факта: герою никто таких сверх-возможностей не давал, они у него всегда были, но это уже другая история, которая тут не обсуждается. В остальном - почти правда, почти не преукрашенная и почти не змененная. но куда уж деваться от писателей, которые так и норовят что-то изменить, добавить и преукрасить?
ИМХО: Я очень люблю и ценю творчество этой группы. Жалко, что теперь не могу записывать их тексты, навыки подутратила. Да и не звучат они так, как вместе с музыкой, его стихи. Хотя, если в душе напевать...
:-)
читать дальшеГоризонты снов.

«...I`ve never been so close by line of my dreams...»
Anatomy Of Spirit. «Line of my dreams».

ПРОЛОГ.
В полупустой темной однокомнатной квартире было прохладно и немного сыро. Обои, клочками свисавшие со стен, напоминали о тех временах, когда здесь еще можно было жить. К этим же воспоминаниям относились и остатки мебели: она была не столь уж и шикарной, скорее дорогой, чем шикарной.
Стол и, обтянутый тонким слоем кожи так, что создавалось впечатление второго слоя дерева, покосившись от времени, стоял в самом углу, у окна, опираясь только на три ножки из бывших четырех. Рядом приютилось «капитанское» кресло-вертушка, у которого отвалились оба подлокотника и на честном слове держалась спинка. Колес в седалище тоже не доставало в количестве двух штук, а посему передвигалось оно только с помощью человеческих рук, которыми его должно было взять и переставить.
А еще на полу лежал огромный матрас, словно предназначенный исключительно для того, чтобы на нем проводили время не менее двух человек. Из него торчали синтетические внутренности, которые составляли всю его прелесть и мягкость, покуда еще находились внутри.
Ни гардероба, ни тумбочек, ни каких-либо иных предметов быта более в комнате не наблюдалось.
Кухня этого жилища — иллюзия емкости помещения, имела старую газовую плиту на две конфорки и узкий длинный стол, испещренный царапинами и пятнами. Коридор, однако, превзошел все: из всех предметов там находились только крючки для одежды, ровным рядком тянувшиеся вдоль длинной темной стены. Судя по ним можно было сказать, что в этом доме ранее бывало много гостей.
За окнами плыла ночь. Такая тихая и темная, что казалось, будто это — Постоянство. Неизбежное и вечное время для грусти и мыслей.
Человек в длинном кожаном плаще, удачно подчеркивающем его крепкую фигуру, с гитарным чехлом за спиной аккуратно переступил порог в квартиру и осторожно прошел вглубь комнаты. Там он, не зажигая света, снял с плеч гитару, вытащил ее из чехла и сел с ней на широкий подоконник. Свет от уличных фонарей четко обрисовывал его силуэт в окне.
Посидев так немного и слушая ночные звуки, он встал, расстегнул плащ, под которым оказалась темная футболка и потертые джинсы отнюдь не светлых тонов, и сел обратно, устало стянул с отросших волос тонкую резинку, и они густыми прядями рассыпались по плечам.
Он легко провел рукой по струнам, которые ответили тихим жалобным звуком, и стал наигрывать какую-то мелодию, перебирая металлические нити на гитаре. Через некоторое время посетитель стал тихонько подпевать. В процессе игры песня становилась все громче и громче, а голос человека из усталого и разбитого превратился в наполненный болью и страхом, смешивающихся с капелькой злости.
Так бывает жаль только то, чего никогда не вернуть. Это не смерть, это — потеря. Те времена, когда все было проще и интересней.
Внезапно ему показалось, будто пространство квартиры стало заполняться его давними друзьями. Крючки в прихожей обросли вещами, помещение наполнилось голосами и светом. Все его друзья и знакомые заходили в открытые двери комнаты и становились рядом, подхватывая легкий и красивый мотив песни, вплетали в него свои голоса, оживляя мелодию.
И все стало как раньше. И был смех, и было веселье, и были люди, и была музыка, и было счастье. Было все то, что так давно и так безвозвратно ушло прочь, оставив только воспоминания.
Человек в плаще с изумлением осматривался по сторонам, пытаясь понять, как же такое стало возможным, куда делась та разруха, в которую он ступил, войдя внутрь квартиры, почему опять это место стало таким живым и теплым. Но вскоре ему это стало неинтересно, и он просто продолжил играть...
Гости веселились вовсю, а время медленно подползало к рассвету...

* * *
Утро было ранним. Поздняя осень разостлала над большим городом серую дождливую пелену, под которой скрылись крыши домов, узкие улочки, прохожие, спрятавшиеся под зонты и огромные капюшоны, а атмосфера стояла такая, будто конец света должен был вот-вот распахнуть свои кровавые крылья.
День обещал быть обычным — тихим и тоскливым.
В маленькой однокомнатной квартире почти под самой крышей невысокого дома, у раскрытого настежь окна сидел человек. Его длинные спутанные после сна светлые волосы легкими прядями падали до самых локтей, слегка извиваясь причудливыми локонами. Хозяин квартиры был одет только в кожаные штаны; он сидел на табурете и что-то тихонько наигрывал на старенькой электрогитаре, убавив звук подключенных к ней колонок почти до минимума. Его глаза были закрыты, холодный ветер дул прямо в лицо, трепал волосы и остужал разгоряченное после ночи тело.
Он был счастлив...
Неожиданно он дернулся, словно от удара, внезапно осознав, что за ним кто-то наблюдает. Рука сорвалась от толчка и звук получился фальшивым и смазанным. Молодой человек открыл глаза и оглянулся. В проеме кухонной двери стояла девушка. Сонная, завернувшаяся в простыню. Ее светлые волосы, вьющиеся мелкими завитками падали до плеч, а в серых глазах все еще стояла пелена сна.
— Ты чего встала, Кой? — отложив в сторону гитару, спросил молодой человек и поманил к себе девушку.
— Ну, Инджус! — улыбнулась она и села к нему на колени. — Как я могу спать, если ты тут играешь? Мне же хочется послушать...
— Да это все ерунда, Кой. Так, импровизация, задумка новой песни, Ты вполне успеешь выспаться, пока я придумаю что-то стоящее.
Инджус посмотрел ей в глаза и улыбнулся: они светились неподдельным огоньком интереса.
— Нет, я тут тихонько посижу, — запротестовала Кой. — Я не буду тебе мешать. Ты играй... Мне всегда нравится, когда ты играешь.
Девушка слезла с его колен, оставив на них тепло своего тела и отошла в сторону, предоставив Инджусу возможность заменить ее гитарой. Какое-то время тот даже играл. Мелодия то становилась ярче и сильнее, а то вдруг стихала и словно растворялась в сердце, поглощаясь им без остатка. Звук лился ровным и чистым, будто Инджус не только что придумал эту тему, а тренировался в ее игре уже многое время.
— Это всего лишь импровизация, это просто импровизация, ничего больше. — Твердо сказал он, отложив инструмент. Кой подошла к нему и обняла сзади за шею.
— Это ты, весь и без остатка. — сказала она ласково. — Я приготовлю что-нибудь поесть, — девушка отошла в сторону, намереваясь поудобней завязать простыню и начать приготовление раннего завтрака. — Когда у вас концерт? — спросила она, борясь с непослушной простыней.
— Послезавтра. — ответил Инджус. Сегодня должны заглянуть ребята, я обещал им немного порепетировать перед выступлением...
— Да сколько угодно! — засмеялась Кой. — Я буду им рада...
— А я вот сейчас кое-чему иному рад. — лукаво взглянул на нее Инджус, подойдя вплотную и обхватив девушку за талию.
— Ты знаешь, я не думаю...
— Вот и не думай!
Инджус легко подхватил Кой на руки и увлек в комнату...

* * *
Улица была темной,утонувшей в мороси дождя. Все вокруг покрыли колючие капельки влаги. В квартире осталась большая компания друзей. Посидели хорошо и весело: участники группы привели с собой старых знакомых и подруг и все кончилось тем, чем обычно и кончаются подобные сборища — сигареты, вино и смех.
Инджус знал, что любой, кто сейчас остался у него в доме, был другом. Никто не откажет ему в помощи и никто не потребует ничего взамен. Он прошел с ними длинный путь от уличных драк до игры популярных песен в электричках, пытаясь заработать хоть какие-то деньги и создать свою группу. Он спал с ними под одним одеялом, а они всегда готовы были принять его у себя и помочь, чем только могли...
А теперь с ним была еще и Кой...
Кажется, жизнь удалась...
И ничего, что идет дождь, ничего, что скоро наступит снежная зима и все улицы покроются слоями бурого снега, который развезут за собой машины — вечный бич городов. Все это пустяки, все не имеет значения. Он сам заработал себе свою жизнь, он все сделал сам и теперь осталось только пожинать плоды своих трудов. Сегодня Инджус написал еще одну песню и назвал ее «Горизонты снов», потому что именно на этих горизонтах чувствовал себя с самого утра.
Все идет хорошо, а всякие мелочи, вроде приближающихся холодов — это только испытание. Разве ему может быть холодно рядом с ней?
— Ты знаешь, Инджус, — произнесла как-то отрешенно Кой, шагая рядом с ним по темной улице. — я думаю, нас стоит перестать встречаться. Давай останемся друзьями? Для тебя сейчас будет лучше, если никто не станет тебе мешать и отвлекать тебя от работы. У вас намечается хороший тур, который принесет не только деньги, но и популярность...
— Что, прости? — Инджус резко остановился, не сразу поняв ее слова. — Ты сказала «друзьями»? О чем ты, Кой? Какой, на фиг, тур? Что происходит?
Инджус почувствовал, как зыбкая линия под его ногами пошатнулась и поплыла куда-то прочь. Он еще кое-как пытался удержаться на ней, стараясь сохранить остатки равновесия и былые сны, но сам понимал, что это невозможно, а потому лишь тешил себя призрачной надеждой. Молодой человек попытался сжать кулаки, но понял — пальцы не слушаются. Кисти словно одеревенели и случись сейчас какая-либо драка, вряд ли он смог бы защитить кого-то, даже себя.
Улица качнулась и растаяла, шум транспорта, звуки города растаяли. Он видел только ее серьезные серые глаза и понимал — она не шутит, она и впрямь считает, что права.
— Давай разойдемся тихо, без лишнего шума, — продолжила она. — Я знаю, что ты не любишь шума и я его не люблю. Так что...
— Кой, что происходит? Я... сделал что-то не так? Я обидел тебя? — непонимающе смотрел на девушку Инджус.
— Нет, просто я не хочу больше быть с тобой, вот и все. Во всех журналах пишут, что такой способ расставания самый безболезненный. Сначала твой партнер не понимает, ему даже, возможно, больно, но потом приходит осознание твоей правоты. Я думаю, они правы, авторы журналов...
Кой осторожно отступила на шаг и мельком глянула за спину молодому человеку. Инджус тоже оглянулся, следуя за ее взглядом. На противоположном конце улицы замерла большая компания рослых бритых парней, поигрывая какими-то палками или битами.
— Кто это? — серьезно спросил Инджус.
— Мои друзья... На случай, если ты...
Кой не договорила. Компания стала быстро приближаться и вскоре оказалась возле двоих, стоящих посреди улицы, под дождем людей.
— Этот, что ли. К тебе пристает, Кой? — спросил один из «бритых».
— Нет, все в порядке, я все уладила. — быстро взяла его под руку девушка. — Пойдемте, ребята, все в порядке...
— Да подожди уж, — высвободил свою руку из ее объятий парень и, резко замахнувшись, ударил Инджуса битой в живот. Молодой человек согнулся пополам от неожиданного удара и присел на одно колено, закашлявшись и пытаясь восстановить дыхание. Ребра тут же отдались мучительной болью.
— Зачем?! — закричала девушка. — Я же просила только напугать?!
— А ты думаешь, он не испугался? — обронил парень, а его друзья громко засмеялись, подходя ближе к своей жертве.
— Кой, приведи ребят! — прикрикнул на девушку Инджус. Та отступила на шаг в темноту улиц, потом еще на шаг, и еще, а затем бросилась бежать прочь...
Инджус надеялся только на то, что она не заблудится и сможет привести остальных на это место, а иначе...
Думать на этот счет ему как-то не хотелось.
А ребята с дубинками, тем временем, долго ждать не собирались...

* * *
Инджус открыл глаза. В них тут же ударил неестественно яркий свет помещения, где он находился. Вокруг было все какое-то странное, сам молодой человек лежал на просторной широкой постели с привязанными к перилам руками, полностью голый, со сбившейся к углу простыней, которая должна была заменять одеяло.
Инджус стал осматриваться, но вскоре понял, что не понимает происходящего вокруг. Он попытался закричать, позвать хоть кого-то, но изо рта его вырвался лишь жалкий стон. Все, что ему осталось это смотреть в белый, облупившийся местами потолок и догадываться, где он мог быть.
— Ну, как сегодня у нас здесь дела? — раздался сбоку бодрый голос, и Инджус повернул голову в сторону звука. На пороге помещения стояла группа людей в составе рослого седого человека в белом халате и нескольких молоденьких девушек в таких же халатах.
«Психушка или больница?» — подумал Инджус, только сейчас понявший, что же ему напоминало это место.
— О! — седой врач явно был очень рад тому факту, что его пациент наконец-то пришел в себя. — Да у тебя, я смотрю, уже все отлично! — врач похлопал Инджуса по плечу — легко так, словно прокаженного, и отдал распоряжение на перевод его в отделение травматологии. Девочки-медсестры мигом набросали его слова в свои блокноты.
— Мне нужно позвонить, — очень тихо и медленно произнес Инджус, слабо ухватившись за рукав белого халата своего посетителя.
— Да. — кивнул седой человек девушкам, — не забудьте его отвязать. Теперь-то он, надеюсь, буянить не станет, — с этими словами он укоризненно посмотрел в глаза пациенту. — А то все-то ты кого-то спасать рвался, бредил кем-то... А что насчет позвонить, — он сокрушенно покачал головой. — К тебе никто не приходил, мальчик мой. На протяжении трех месяцев. Никто не звонил и не спрашивал о тебе, так что...
Врач встал и пошел к следующему пациенту, который был соседом Инджусу, напоследок сказав несколько слов утешения Инджусу.
Молодой человек дождался, пока какая-то девушка в коротком халатике не отвяжет ему руки и попытался сесть в постели, но эта попытка успехом не увенчалась, и он понял, что проделать эту, с первого взгляда, нехитрую операцию он сможет еще очень не скоро. Он посмотрел в большое окно палаты и его слуха коснулся шепот двух сестер, что стояли чуть позади всей группы:
— Это кто ж его так? — спросила одна, кивнув на Инджуса.
— На улице нашли, полумертвого, по частям собрали. Он у нас в реанимации уже третий месяц отлеживается... Ничего, ты новенькая, ты еще не привыкла, а вообще тут и не такое встретишь...
На этом девушки вышли за врачом, последовавшим в следующую палату.
За окном, от которого Инджус не мог оторвать взгляд, лежал снег. Деревья стояли покрытые легкой нитью изморози, и это говорило о том, что на улице вполне себе не жарко. Снег, лежавший на толстых ветках, искрился на ярком солнце. На улицах стояла беспробудная зима.
— Три месяца, — словно эхо повторил Инджус, вяло сжимая размякшие за время лежания в постели пальцы. — Никто не приходил. Наступила зима... Нашли на улице.
Он поднял руку, чтобы провести ею по волосам, но вместо этого его пальцы уперлись в короткий ежик, посреди которого он нащупал длинный шов на аккуратно выбритом месте, что тянулся через всю голову наискось.
Мир дрогнул и качнулся, когда Инджус внезапно вспомнил события, произошедшие в тот день, когда его и «собрали по частям». Боль, боль и еще боль. Удары, сыпавшиеся один за одним. Ожидание Кой, которую он просил привести помощь. Почему она не приходила? Почему его нашли, а не привезли сюда друзья? Ведь она же привела их?
Теперь оставалось хоть как-то привести себя в норму и возвращаться. Его ждали...

* * *
Из больницы он сбежал сразу же, как только волосы на голове немного прикрыли уродливый шрам. В процессе обретения новой жизни, Инджус обнаружил на себе еще очень много интересных открытий: оказалось, что ему переломали все ребра, раздроблен левый плечевой сустав, к тому же присутствовала черепно-мозговая травма, от которой после операции и остался «превосходный» рубец на голове, сотрясение мозга и закрытый перелом левой голени.
Всю эту информацию Инджус собрал из собственной истории болезни и рассказов врачей.
Когда он смог самостоятельно ходить, что, впрочем, произошло довольно быстро, потому как сказались месяцы в отделении реанимации, молодой человек задался конкретной целью покинуть столь гостеприимное место, как больница.
Несколько раз Инджус пытался дозвониться до всех своих знакомых, но всюду натыкался на одно и тоже: кого-то не было в тот момент дома, а другие так и вовсе не желали брать трубку, или просто сменили место жительства.
Инджус выбрал для побега утро, когда весь персонал занят разнообразными делами. Сосед по палате одолжил ему немного денег, выслушав, как именно его друг оказался в этом месте. Инджус спустился в подвал и забрал у старого гардеробщика свои нехитрые пожитки, заплатив за них пузырьком спирта, украденным накануне в процедурном кабинете. Из вещей оказались кожаные штаны, темный тонкий свитер, «гриндерсы», да длинный кожаный плащ — все, что было на нем в день обнаружения на улице бригадой «скорой помощи».
Ни много не мало — прошлая жизнь.
Не известно как, но в карманах оказался раздолбанный плеер, пачка сигарет, коробок спичек и ключи от квартиры. Бумажника странным образом не оказалось. Инджус включил плеер, заиграла странная и красивая музыка, пропитанная мелодичностью и тоской, словно эти люди знали о готовящемся событии в их судьбе, когда записывали этот альбом. А событие было вполне заурядным: все ее участники погибли. Обстоятельства так выяснены и не были, а сама эта история каким-то неуловимым образом покрылась слоями тайн и забылась. Для всех, но не для Инджуса, он отчего-то помнил это, хотя прошло и впрямь достаточно времени.
Молодой человек ступал по заснеженным улицам, ощущая, как холод проникает под кожу и прочно остается под ней, не собираясь исчезать. В ушах звучали ритмы электрогитары, перемежающиеся с клавишными соло и мелодиями, куда вполне удачно вплетались флейта и барабаны, а хор стройных мужских голосов уносил в странные места, подобные раю. Инджус ощущал свое родство с этими несуществующими ныне людьми, все, что осталось от которых, так это только голос и запись звуков, вселяющих в душу грусть, задевающих за живое, словно он и сам потерял жизнь и теперь горько жалеет о времени и силах, потраченных впустую.
Но перемен не предвиделось. Теперь впереди лежала новая судьба, и все зависело только от него. Он обязательно постарается вновь оказать на горизонте своих снов, а оттуда посмотреть в глаза той, что предала его. Хотя, стоит ли винить женщину в том, что она испугалась? Испугалась привести помощь, когда компания здоровых парней «грела» об него тяжелые биты. Испугалась просто сказать о том, что все кончено, и ей потребовалось для этого прибегать к помощи сторонних людей. Испугалась после прийти к нему, чтобы хотя бы узнать жив ли он.
Снег искрился на солнце, хрустел под ногами, словно осколки прошлого, осколки счастья и надежд. Инджус начинал понемногу понимать, что вряд ли теперь станет прежним. Но каким тогда? Озлобится? Нет, не выход. Жалеть себя? А толк? Сделать вид, что ты все забыл? Это слишком... Месть? Не выход...
Начать с начала, пожалуй...
А снег все хрустел и ломался, как ломались внутри него картинки прошлого, уходили на задний план, стирались и блекли. Инджус хотел только одного — узнать почему. Почему никто не стал искать его после произошедшего, почему никто не желал принимать его возвращения, придумывая смешные причины, вроде «скажи, что я в ванной» и «я тебе перезвоню — сейчас занят».
Правду и ничего кроме...
* * *
В большинстве домов, куда он заходил в поисках своих знакомых, никого не оказалось. Кто-то открывал ему двери и говорил, что такие тут больше не живут. Несколько дверей открылись, и на него уставились растерянные глаза, которые тут же опускались вниз, словно от стыда. За порог его пустила только девушка, которую он никогда толком и не знал, и даже не помнил ее имени. Она рассказала, что его группа подписала выгодный контракт, а в связи с отсутствием своего лидера, то есть его самого, нашла ему замену.
Они выступали теперь в престижных местах, но об Инджусе предпочитали не говорить. Он являлся, своего рода, запретной темой на всех сборищах. Людям свойственно забывать плохое. Кой к ним в тот день так и не зашла...
Она вообще исчезла из поля зрения всех и каждого, словно ее и не было вовсе. Когда ребята узнали о том, где же пропадает их друг, то поняли, что идти к нему уже поздно, да и к тому же «врачи сказали, что он может и не выжить...».
Вот так.
Все, что было у человека когда-либо, растаяло, словно мираж, не оставив после себя даже памяти.
Инджус добрался до окраины города, и сел на парапете высокого моста. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, в другой — бутылку крепкого спиртного. По щекам текли маленькие струйки воды от таявшего на лице снега, что так некстати закружился сильной метелью, смешиваясь с предательскими скупыми слезами.
Когда бутылка опустела, а в пачке закончились сигареты, Инджус резко встал, расправил руки и закричал, подставив ледяному ветру и снегу свое тело, облаченное в легкую одежду:
— Я не жалею себя! Я жалею музыку! Мне жаль, что люди начинают уважать ее только после смерти автора! Черт побери! Я не жалею себя! Мне нечего жалеть!
Молодой человек с силой швырнул пустую тару в раскинувшуюся под мостом реку, посмотрел, как она исчезнет в воде, и сделал шаг вниз...

* * *
Там было светло. Очень.
Инджус стоял посреди бескрайнего поля пшеницы и смотрел, как несколько человек играют странно знакомую ему музыку. Он стоял довольно долго, все пытаясь понять, как же они могут это делать, если до горизонта, на сколько хватало глаз, всю землю покрывали спелые колосья золотой пшеницы.
Но в какой-то момент музыка остановилась, и стоящий ближе всего к Инджусу человек, отложив в сторону гитару, поднял на него глаза и сказал:
— Жалко, что не успели на альбом новую песню записать. Нам пришлось уйти раньше, а ведь она была ничего. Вот ведь как оно бывает — утром сочиняешь стихи, а вечером тебя уже нет...
Молодой человек отшатнулся на шаг назад от осознания того, что эти люди были ни кем иным, как теми, чей диск он слушал последний раз перед тем, как сделать последний шаг...
— А песни, — продолжил участник группы, — это такое дело, что если есть возможность, их надо петь. Иначе потом будешь жалеть... Как мы... но ты не бойся, — ободрил он Инджуса, — твое время еще не пришло. Не готов ты еще навсегда покинуть свой мир, вот закончишь кое-какие дела и приходи к нам, у нас как раз гитариста не хватает.
Инджус сделал еще шаг назад.
— Не бойся ты! Мы не умерли, просто ушли в другой мир. К сожалению, пришлось пожертвовать своими телами, но ведь играть-то мы от этого хуже не стали! Так что, приходи — ты теперь человек особенный, можешь туда-сюда прыгать. Мы не знаем, кто и зачем тебе дал такую силу, но уж ты постарайся не потратить ее зря...
Молодой человек поймал себя на мысли, что верит новому знакомому.
— Вот, держи, это тебе в дорогу! — музыкант взял свою гитару, что была простой акустикой и протянул ее Инджусу.
Свет стал меркнуть и вскоре исчез вовсе...
* * *
Лица улиц, лица прохожих, лица встречных машин — все казалось ему медленным и неестественным. Встречались, правда, и в этом бесконечном потоке яркие пятна людей, которые действительно интересовали его. На таких он обращал особое внимание, приостанавливался и смотрел им вслед.
Теперь Инджус знал, что перед ним не закроются двери метро, его не толкнут плечом в толпе и вряд ли кто-то захочет полезть с ним в драку.
Нет, он вовсе не получил нового тела. Он не получил ничего, кроме гитары, что оказалась за его плечами в толстом чехле. Сам он открыл глаза все на том же парапете, с которого прыгнул вниз.
Вот и все, что он знал.
А сейчас человек шел домой, шел туда, где он так давно не был, примерно представляя, какую разруху он увидит.
Окружающие его мелочи, вроде брызг грязного снега из-под колес проезжающих машин его не касались. Как не касался его и холод. Прохожие кутались в теплые шубы и дубленки, накидывая на головы огромные уродливые капюшоны, а Инджус шел посреди обледеневшей улицы, медленно ступая по ней тяжелыми ботинками, в расстегнутом плаще, с гитарой за спиной. И с каждым шагом, с каждым вздохом он чувствовал, как нечто тяжелое исчезает из его души по маленьким крупицам, оставляя внутри только пустоту, граничащую с истинным сумасшествием.
Он шел домой...
В подземном переходе Инджус случайно встретился глазами с молодой девушкой, которая стояла, облокотившись на стену. Одна нога у нее была в гипсе до самого бедра, девушка стояла на костылях, опустив глаза. На ней было легкое пальто, вытертое почти до подкладки, старый ботинок на правой ноге и темная бесформенная шапка.
Судя по всему, девушка занималась попрошайничеством. Инджус остановился возле нее. Она подняла на него глаза и спросила:
— Не поможете на операцию?
В ее голосе не было заискивания и молодой человек понял, что на такое ее действительно толкнула жизнь. Он выгреб из карманов все деньги и отдал девушке ровно половину.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Что с тобой произошло? — он снял с плеч гитару и поставил ее на землю.
— Кой, — ответила она. — В свое время я испугалась и предала хорошего человека, а теперь сама оказалась в таком положении и пожалела, что не умерла тогда вместе с ним.
Инджус дернулся, будто от удара битой. Вот она, кой, которую он так хотел увидеть, которой хотел посмотреть в глаза и спросить, почему она тогда поступила так. Вот ее глаза, но все, что он видел в них, это искренне раскаяние, пустоту и желание вернуть время назад, чтобы остаться с ним на темной улице, чтобы привести помощь. Он, наверное, должен сейчас рассмеяться ей в лицо и сказать, что так ей и надо. Он должен толкнуть ее в грязь, упиваясь местью, которая, наверняка, принесет ему успокоение...
— Он жив, Кой, — вместо всего этого произнес Инджус. — Он жив и ждет тебя.
Глаза девушки вспыхнули огнем, она быстро опустила их и заплакала.
— Ты... ты... — Она стала медленно опускаться на холодный мрамор перехода.
Инджус подхватил ее как раз тогда, когда до земли оставалось совсем чуть-чуть.
— Не бойся, все будет хорошо, — тихо сказал он, обнимая плачущую у него на плече Кой. — со мной все хорошо, я не виню тебя.
— Оставь меня! Я не могу смотреть тебе в глаза, и никогда не смогу! — сквозь слезы ответила Кой.
— Я тебя научу...
Позади них мимо проходили несколько девушек в коротких дубленках в сопровождении молодых людей. На вид им не могло быть в среднем больше двадцати.
— Смотри, какой-то придурок калеку пожалел! — весело прощебетала одна из девушек. Остальные дружно заржали, отпуская обидные шуточки в адрес стоящих в переходе людей. Кой вцепилась в плащ Инджуса побледневшими от холода и напряжения пальцами, и спрятала лицо, уткнувшись в плечо молодого человека. После слов проходящей мимо компании Инджус резко развернулся к ним лицом и твердым голосом медленно произнес:
— Это не жалость, это — солидарность. Посмотрите дома в словаре значение этого слова.
Молодые люди шарахнулись от него и со словами; «Псих! Ублюдок пьяный!» поспешили утащить прочь своих девушек.
— Идем домой, Кой, — ласково произнес Инджус, но девушка не ответила. Перестав цепляться за его плащ, она обвисла в его крепких руках. — Кой! — Инджус отстранил ее от себя. Ее лицо стало безмятежно спокойным, глаза были закрыты, а руки холодны. Глухой звук заставил его посмотреть под ноги. Источником шума оказались костыли, выпавшие из мертвеющих пальцев девушки.
— Слабое сердце, — шепотом произнесла она на ухо Инджусу, когда он прижал ее к себе, понимая, что не в силах ей помочь. — Прости меня, я не понимала, что творю.
— Я не держу на тебя зла, — сдавленно произнес Инджус, не желая отпускать тяжелеющее тело Кой, будто от силы его рук могла зависеть ее жизнь, которую он пытался удержать.
— Красивая песня... — улыбаясь с закрытыми глазами, произнесла она, словно слышала те слова, которые мысленно произносил Инджус, проигрывая в мыслях мотив. Придуманный им в то утро.
Он вынес ее на руках и дошел так до ближайшей больницы. Врачи «скорой» тут же принялись оказывать девушке первую помощь, но Инджус знал, что она уже была мертва...

* * *
Выступление было назначено на завтра. Инджус знал, что все билеты уже раскуплены. Знал он так же, что в зале в первых рядах будут стоять те, с кем когда-то он собирался на такой же вот концерт. Он заранее видел их глаза — сконфуженные, стыдливые, будто говорящие: «Ну, старик, так вышло... Чего уж теперь-то прошлое ворошить...»
Он не собирался ничего возвращать и никому мстить, единственное, чего он хотел, так это показать им, что бывает и так. Бывает такое, когда прыгаешь вниз, но вместо удара о землю поднимаешься вверх. И предел этой высоты — только твои сны, горизонты которых можешь увидеть лишь ты сам.
Инджус подошел к знакомой до боли двери, открыл ее старым ключом и осторожно переступил порог маленькой однокомнатной квартиры. В ней было темно и сыро, всюду царил ужасный разгром, казалось, будто здесь побывала саранча. И он даже знал имена некоторых из ее стаи это были имена тех, кому когда-то он доверял все, вплоть до ключей от своего дома, дома, где Инджус никогда бы не смог представить себе предательства и лжи. Но стены не спасают от самого себя...
Молодой человек прошел в комнату, где еще сохранились черты хоть какой-то обстановки и сел на широкий подоконник. Затем он достал из чехла гитару и стал наигрывать старый мотив своей песни.
Через какое-то время его ослепил яркий свет, отсутствующей ныне, люстры, дом наполнился несуществующими голосами бывших друзей. Среди них была и Кой. Она подошла к Инджусу, легко коснулась его распущенных волос и сказала:
— Играй.
Ритмы стали звонче, удары по струнам — крепче, а вскоре звук разбавился голосом.
Квартира наполнилась звуками голосов, подхватывающими слова песни.
Инджус закрыл глаза и пел, он сам выбрал себе все. Он сам вернулся в этот дом, где его ждали призраки того прошлого, когда он еще мог стоять на горизонте своих снов...
Он пел... Выбрав единственное, что ему осталось, заняв пустующую нишу, он делал то, на что ему потребовалось чуть больше, чем просто жизнь...
Anatomy of spirit so durable and so brittle,
But this sunshine must give me more brands or not,
Like years before.
Anatomy of spirit, anatomy of heart,
I`ve never been so close by line of my dreams,
I`ve never been so ill
I`ve never been loved by you,
But I can wait.
Show me this world if you can speak
By language of my soul.
Close your eyes and go away from me!
Run! Run! Run! And close at home...
Let me show my world if you can see anything.
I`ve never been so close by line of my dreams,
I`ve never been loved a light who speak to me every night.
Anatomy of spirit so difficult
To understand,
And I don`t know where is my way,
I`m not saint, I was born to dead,
When i`ll step to last rung
So cold...
Have I already died?
Not yet...
Эмина.
24. 02. 05.
P. S. Посвящается автору песни «Line of my dreams», брату Клаю и всем тем, кого сейчас уже нет рядом с нами.